Первые поселения казаков раскинулись по низовью Дона, преимущественно между станицами Черкасской и Цымлянской. В половине XVII века и северные части Области стали постепенно заселяться новыми пришельцами, гонимыми с родины общим дурным положением дел и особенно раскольничьим движением. «Положительно можно сказать, — говорится в трудах Войсковаго статистич. комитета — что именно расколу обязаны своим заселением верховья Дона и реки в него впадающие — Хопер, Медведица, Бузулук и Донец». Среднее течение Дона «от Цымлы до Чиру» долгое время оставалось почти безлюдным, а Миусский округ и задонская степь — места отдаленные от главной реки были совершение необитаемы вплоть до начала XVIII века.
Казачьи поселения делились на два разряда: одни из них так называемые «городки» служили постоянным местом жительства, другие «зимовища» были только зимними приютами, покидаемыми ранней весной для воинственных набегов. Все городки тянули к одному главному городу Раздорскому, который в течение XVI века был сборным местом всего донского казачества, но впоследствии потерял свое значение, уступив первенство вначале городку Монастырскому, а потом Черкасскому.
Во всех казачьих поселениях царило артельное начало. Сообща чинили казаки суд и расправу, сообща вершили всякое общественное дело. Начало это проявлялось и в частной жизни. «Казаки, — рассказывает Сухоруков, — живали по братски. Набьет ли кто дичины, или наловит рыбы — все делили по ровной части, не заботясь о будущем. Общества их разделились по сумам: человек по десяти, по двадцати имели все общее».
Не связанные брачными узами (большинство казаков был народ вольный, холостой), они не засиживались подолгу на одном месте, предпринимая постоянные походы и набеги на соседей. Коней у них в начале еще не водилось и двигались они частью водой (судовые походы), частью пешком. Из южных поселений казаки ходили на Азов или же, пробравшись через «Казачий ерик» в море, бороздили его по всем направлениям, грабя расположенные на берегах турецкие города и селения. Обитатели верховых городков направлялись на Волгу, на Каспий, вторгались даже во владения Персидского шаха…
Государству Московскому выгодно было пользоваться Донским казачеством для зашиты и охраны южной границы. Поэтому уже в 1570 г. царь Иван Васильевич прислал на Дон свою грамоту, а послу Новосильцеву приказал уговаривать казаков служить своему Государю. С другой стороны и казакам было очень удобно покровительство сильной Москвы, и они охотно назвались слугами царскими и согласились служить Государям «польскую службу с травы да воды и кровь свою проливать». Начиная с царя Феодора Ивановича вплоть до XVIII века, Государи русские ежегодно посылают на Дон «царское жалованье». Эта связь Москвы с Доном долгое время являлась поводом к неудовольствиям со стороны турецкого султана, персидского шаха и князя ногайского, жаловавшихся на буйства и грабежи, чинимые среди общего мира казаками. Но московские дипломаты разными способами старались выпутываться из затруднительного положения. Так при царе Михаиле Феодоровиче отправлены были в одно и то же время две грамоты: одна к турецкому султану, другая — к донским казакам. Султану Царь писал: «Донские казаки указа нашего не слушают и, сложась с запорожскими черкасами, на наши украины войной ходят. Мы пошлем на них рать свою и велим их с Дону сбыть». В грамоте же, посланной казакам, говорилось так: «а мы, великий государь за тое вашу к нам службу и впредь учнем вас жаловать нашим царским жалованьем и свыше прежнего».
В XVII столетии, главным образом благодаря смутам в московском государстве, способствовавшим усиленному приливу на Дон беглецов и увеличению числа казачьих селений, Донское казачество выросло, окрепло и достигло своего полного развития. Городок Черкасский (ныне станица Старочеркасская), названный «главное войско», получил первенство над другими городами и стал заправлять всеми делами казачества. Во глава войска стоял ежегодно выбираемый атаман, который, по истечении годового срока своей службы, являлся в «круг» и, поклонившись на все четыре стороны, складывал знаки своей власти, зачисляя себя этим в ряды обыкновенных казаков; круг же выбирал нового начальника. «Часто, — говорит Савельев, — лицо избранное в атаманы по своим достоинствам несколько лет сряду занимало эту должность, но все таки обряд избрания повторялся над ним каждый год».
Атаман был «прямой начальник казаков во дни мира и брани». Во внешних сношениях он был представителем войска, принимал послов, вел дипломатические переговоры. По внутреннему управлению на его руках находились «дела разного рода»: на нем лежала обязанность мирить ссорящихся, защищать обиженных, разделять между казаками царское жалованье, наблюдать за порядком исполнения круговых приговоров и т.п.
Тем не менее власть атамана была очень ограничена: он не имел права предпринять что бы то ни было по своему личному усмотрению. — При нем находились два войсковых есаула, выбираемые, подобно своему начальнику, на один год; они были исполнителями приказаний атамана и круга. Составление бумаг и вообще вся письменная часть лежала на обязанности войскового дьяка, не имевшего однако никакой политической власти.
В отдельных городках было то же устройство, как и в главном войске, были те же правители и исполнительные органы — атаманы и есаулы.
Дела, касающиеся отдельных городков, ведались «станичным кругом», о котором подробнее будет сказано ниже: дела же, затрагивающие интересы всего войска, обсуждались и решались в «кругу войсковом», в общем народном собрании, названном так по своему внешнему виду. Собрание это происходило обыкновенно на площали; казаки, сняв шапки, образовывали круг, в средину которого входил с есаулами войсковой атаман и предлагал на обсуждение разные вопросы. Надо заметить, что характеристической чертой этих собраний было полное равенство. Право почина не было исключительною принадлежностью атамана: простой казак мог вносить любое предложение и принимать активное участие при обсуждении всех вопросов; точно также и при решении голос войскового атамана считался равным голосу простого казака. Конечно, de facto атаман всегда имел очень большое влияние, коренившееся в его личных достоинствах, но de jure он не пользовался никакими преимуществами перед другими. Обыкновенно дела неважные решались кругом казаков, находившихся на лицо в Черкаске, в экстренных же случаях дожидались прибытия товарищей из похода или из соседних поселений.
Равенство между казаками было практическим принципом, проводимым не только в управлении, но и в частной жизни. Когда Нащекин привез от Царя «лучшим атаманам по доброму сукну, иным по среднему, а остальным всем сукна расловския», то казаки отвечали: «у нас больших нет никого, все мы равны; мы сами разделим на все войско, по чему достанется».
Военные походы и набеги наполняли почти исключительно жизнь казаков того времени. С Азовцами и Ногайцами войны велись почти непрерывно. Отправляясь в поход, казаки выбирали себе походного атамана, который становился главным начальником над войском, разделявшимся обыкновенно на пешие и конные полки, с полковниками или старшинами во главе. Помощниками у этих старшин были сотники, пятидесятники, хорунжие.
В море отправлялись казаки на легких ладьях с небольшим запасом муки, сухарей, пшена, сушеного мяса и рыбы. Брать хмельные напитки запрещено было под страхом смертной казни. Только по выходе в море казаки решали о цели своего похода, а «до тех мест мысли своей, да куда им идти никому не объявляют» из опасения лазутчиков и перебежчиков. Самим же казакам, благодаря так называемым «прикормленным людям» — шпионам и переметчикам из турок и татар, подкупленным деньгами и лаской, было всегда известно, что делалось в Азове, Крыму или Кубани.
Пленников своих умерщвляли казаки, только в случаях крайней необходимости и то с исключением для греков, которым всегда давалась пощада. Только пойманным на острове, на котором расположен был Черкаск, грозила неизбежная смерть. По возвращении из похода казаки дуванили весь дуван поровну между всеми участвовавшими в деле.
Заключение мирного договора сопровождалось обрядами и скреплялось обоюдною клятвой. Обыкновенно из Азова в главное войско приезжали мировщики склонять казаков к прекращению военных действий. На вторичном съезде доверенные, постановив условия договора, давали присягу в честном и правильном исполнении этих условий. При возобновлении войны казаки посылали врагам своим «размирную» примерно такого рода: «от донского атамана и всего войска азовскому Сулейман-паше проздравление. Для дела великаго нашего Государя мы были с вами в миру: ныне же все войско приговорило с вами мир нарушить; вы бойтесь нас, а мы вас остерегаться будем. А се письмо и печать войсковыя». Согласно установившемуся обычаю, военные действия открывались через три дня после отсылки подобной размирной.
Подробнее читайте здесь